Юмористическая страница

Сочинения Александра Мушенко

ЛИДОЧКА

Это произошло в те годы, когда очереди были большими, а бирка с заветной надписью «мэйд ин не у нас» приводила в благоговейный трепет.
Лидочка – прехорошенькая, быстроглазая девушка – решила пробежаться по магазинам. Приближалась зима, и надо было срочно пополнить гардероб. Хотелось и того, и сего, а она только вздыхала: «На прилавках лишь ширпотреб». Оставалось одно – поехать в ГУМ, может, там повезет.
Зайдя в ГУМ, она остановилась возле зеркальной колонны и придирчиво осмотрела себя. Улыбнулась, подумав, что похожа на манекенщицу с обложки журнала мод. И, правда, ей очень шло стильное приталенное пальто и маленькая сумочка через плечо. Довольная, она поправила волосы и окунулась в покупательское море. Переходя от прилавка к прилавку, действовала «на удачу», надеясь, что хоть что-то приличное попадется. Но, обойдя весь магазин, так ничего и не присмотрела. С досады хотела купить мороженое, но какой-то молодой человек вполголоса спросил у нее:
- Вам итальянские сапоги не нужны?
Лидочка вздрогнула, но, ничуть не удивившись, спросила:
- Какой размер?
- А какой вам нужен?
- 37-й.
Он улыбнулся:
- Как раз этого размера.
- Можно посмотреть?
- Не здесь, - шепнул он.
Выйдя из магазина, завернули в безлюдный переулок, и он раскрыл коробку. У Лидочки заблестели глазки. Она то ли спросила, то ли потребовала:
- Я померю?!
- Пожалуйста.
Лидочка скинула туфлю и стала натягивать сапог. Вдруг молодой человек схватил ее сумочку и бросился бежать. Она опешила. Придя в себя, быстро подхватила коробку с сапогами и бросилась в противоположном направлении.
Всю дорогу домой она, как котенка, поглаживала неожиданное приобретение и с благодарностью вспоминала мамины наставления: «Крупные деньги держи во внутреннем кармане, а в сумку клади только мелочь на дорогу».
Долго носила Лидочка эти сапожки. И часто добрым словом поминала того молодого человека: желала ему здоровья, счастья и большой-пребольшой любви. Вспоминал ли он ее – неизвестно. А Лидочка никакой вины за собой и не чувствовала, даже наоборот, считала, что не дала хорошему человеку ступить на скользкую дорожку…


ВЕЛИКИЙ И МОГУЧИЙ

Однажды американские студенты-русисты приехали на стажировку в Московский университет и с головой окунулись в море языковой практики. Руководствуясь девизом «время – деньги», они не теряли ни минуты: занимались в университете, а после занятий общались, общались, общались. И, к своему удивлению, обнаружили, что русского языка они не знают.
- Нас учили какому-то другому языку, - жаловались они своему русскому преподавателю, - не понимаем живой разговорной речи.
- Как, не понимаете? – удивился он. – Со мной-то вы общаетесь.
- С вами – да. А вот в других местах… Например, заходили на стройку, так кроме «здравствуйте» и «до свидания» ничего не поняли. Мы даже записали несколько выражений, посмотрите, пожалуйста.
И подали профессору довольно длинный список. Он взглянул и густо покраснел. Замолчал, лихорадочно соображая, и, наконец, нашелся:
- Это, господа, все сплошь специальные строительные термины.
- Ах, так это профессиональный жаргон! – обрадовались американцы. – Однако, как много у вас строителей! Эти выражения мы слышали и в ресторане, и на дискотеке, и на улице. Буквально везде.
Профессор закашлялся, но, справившись с собой, ответил:
- Да, Москва активно отстраивается.
- О! – американцы закачали головами. – У России прекрасное будущее, если она переживает такой строительный бум!


ШЕВЕЛЮРА

Американская публика рукоплещет нашим артистам, московский цирк колесит по городам Соединенных Штатов.
Уже примелькались небоскребы и реклама, поднадоели здешние фильмы и еда. Хорошо в гостях, но дома лучше. И артисты все реже бегают в поисках новых впечатлений и недорогих магазинов, а все чаще собираются вместе и после рюмки-другой запевают русские песни. А один из них, Жвачкин, держится особняком, ни к кому не примыкает. Друзья сначала забеспокоились, а потом рукой махнули: «Странный он, Серега Жвачкин, нелюдимый какой-то. Да и немудрено: человек совсем молодой, а весь лысый. Что называется, как коленка.
И вот недели за две до отъезда в Москву, Жвачкин отпросился на несколько дней. После отсутствия вернулся веселый, в модной шляпе. В тот день он стал самой популярной личностью в труппе. Всех поразила шляпа. И даже не сама шляпа, а то, что скрывалось под ней. Широким, факирским жестом Серега снимал ее, а под ней была густая шевелюра! Все только ахали: «Сережа, откуда?!» Оказалось, что все деньги, сэкономленные на этих гастролях, Жвачкин потратил на косметическую операцию по вживлению нейлоновых волос.
Улетали из Америки уставшими от работы, печальными. Но в Москву прилетели на удивление свежими и бодрыми. И договорились отметить приезд.
На следующий день собралась артистическая братия в ресторане, по русскому обычаю выпили, как следует. Выпили нашей, московской водочки. Хорошо посидели, а на прощание обнялись по-братски, расцеловали артисток и отправились по домам. Но еще не натешилась артистическая душа, и ребята куролесили по дороге. Да и для чего пили? Для этого самого, «чтобы душа свернулась, а потом развернулась!..»
Очнулся Жвачкин. Голова трещит, все тело разламывается. Оглянулся по сторонам и не сразу догадался, что попал в медвытрезвитель. Вздохнул: «Вот как родина встречает своих героев!» Почесал затылок и, к своему удивлению, вместо шелковистых кудрей почувствовал жесткую, колючую щетину.
В ужасе вскричал:
- Что вы сделали с моими волосами?!
И в ответ услышал довольное:
- Как, что? Обслужили по высшему разряду, оболванили «под Котовского»!
Жвачкин обернулся на голос и увидел пьяную личность, удовлетворенно поглаживающую свою стриженную «под ноль» голову.


В ХРАМЕ ИСКУССТВА

- Фи, какой ты грубый и неотесанный! – выговаривала Оля своему молодому человеку Сереже. – Есть хоть у тебя духовные запросы или нет?
Сережа, умудренный двадцатью годами жизни и на собственной шкуре познавший, что с женщинами лучше не спорить, виновато вздохнул и покорно ответил: «Да…»
- Что – да?! Что – да?!
- Ничего, - протянул последовательный дипломат Сережа.
- Ничего! Вот именно – ничего! А каких ты писателей знаешь?
- Никаких, - вздохнул Сережа, опасливо покосившись на нее. И покорно добавил. – Никаких.
- Нет врешь! Твои любимые писатели – это Смирнов и Брынцалов. Ты их на водочных этикетках читаешь! Только и умеешь, что водку пить да на танцах кренделя ногами выделывать! – не унималась она.
Видя, что соглашательская дипломатия не помогает, Сережа решил изменить тактику и с чувством произнес:
- Какое у тебя красивое платье!
- Что-о-о? – возмутилась Оля. – А каких ты художников знаешь?
- Это, как его, Репина.
- И что же Репин написал?
- Да как ее, - Сережа напрягся. – Да эту: «Последний из Помпеи».
- Ну все, - она стала сурова, как прокурор, а в глазах холодновато блеснул топор палача, - все, собирайся и марш на художественную выставку!
Едет Сережа на выставку.
А вот и он – Храм искусства, Центральный дом художника, громадный, холодновато-белый, как айсберг. А напротив, через дорогу, рукой подать – веселый Парк культуры. Там гремит музыка, призывно полощутся флаги на ветру, шумят аттракционы, смеются девушки, льются рекой напитки…
- Вот так всегда, - вздохнул Сережа. – Кажется, счастье близко, вот оно, рядом. Сделай лишь шаг. Но нет, у меня железная, нечеловеческая воля!
И он решительно направился к Дому художника.
- Мне один билет, - просит он убитым голосом у кассирши.
- Вам на выставку? – сочувственно спрашивает она.
- На выставку, - вздыхает Сережа, - а то куда же?
- Есть билеты на эротическое шоу.
- Как?!
- Да, этотик-шоу. Всем очень нравится. Сходите, посмотрите.
- Да разве на такие вещи можно смотреть? – резонно возразил Сережа. – Ноги моей там не будет! Духовные запросы нужно иметь! А во сколько начало?
- Через пятнадцать минут. Программа проходит в баре. Подают пиво, коктейли, закуски.
- И это в Храме искусства, среди бессмертных произведений гениальных художников, которые…
- А по окончании программы – танцы, - перебила кассирша.
- Которые, - застонал Сережа, - которые… своей… виртуозной… кистью… Один! Один билет!
…
- И как выставка? – спросила Оля у Сережи на следующий день.
- Прекрасно, милая, чудесно!
- Вот видишь! Какое у тебя преображенное, одухотворенное лицо. Я же говорила, что искусство творит чудеса и приобщает нас…
- К прекрасному, доброму, вечному, - подсказал Сережа.
И счастливые, они обнялись…


МЫ В ДОРОГЕ

Электрички давно не было, и народу скопилось полная платформа. Подошел долгожданный поезд, и толпа подалась вперед. С разбега в гущу народа вклинилась вахлаватенькая тетка с огромными сумками.
- Ой, милки, милки, - запричитала она, - помогите сумки занесть. Давай, сынок, не зевай, подсобляй.
Толпа задвигалась, закачалась, закрутила нас и занесла в вагон.
- Ой, сынки, давайте, давайте! Где вы? Зашли?! Сумки мои целы? Ну, слава те господи!
А народу в вагоне! Облегченно вздохнули те, кто зашел (рады, что вошли). Облегченно вздохнули и те, кто не попал в вагон (рады, что не попали). Поезд тронулся.
- А вот тоже вчерась, - продолжает неугомонная тетка, - в автобус также залазила. Спасибо сынкам, подсадили, подпихнули, а то б сама не залезла. Тоже народу было! Страсть! Ой, сынки, не вышло б, как вчера. Едем мы, значит, качаемся в автобусе. Шофер смотрит такое дело и решил нас пугнуть, говорит по радио: «Граждане, значит, оплачивайте за проезд». Известное дело, никто и не шевельнулся. И рады б, да не можем. Битком! Ну, шофер решил страху нагнать, говорит: «Оплачивайте, граждане, а то на линии контролеры». Народ зашевелился. Полезла и я, помню, в кармане десятка у меня. Я – в карман. И что ж вы думаете, сынки, у меня в кармане чужая рука! «Батюшки, - думаю, - ах вы паршивцы!» И не пойму, чья, мужики кругом меня стеной стоят. «Ну, - думаю,- не на таковскую напал». И давай, значит, его пихать из кармана. Что ж вы думаете, а он еще упирается. Вот нахальный! Пихались, пихались мы. И все-таки выперла я его, достала десятку, заплатила за проезд. А сама вся горю, хочется мне показать паршивцу кузькину мать, да не знаю, который он. Так в сердцах и вышла на своей остановке. А меня изнутри всю распирает от злости, чуть не лопаюсь. «Вот народ, - думаю, - хоть карман-то не порвали?» Руку сунула. Нет, ничего, целый. А внутри – бумажка. Достала… Батюшки-светы, милки, так это ж моя десятка неразмененная!.. Ох, сынки, так я бежать за автобусом хотела! Срам-то, какой! Это ж я хозяйничала в чужом кармане!.. Ох-хох-хох-хо-хо. Вот как бывает.
Сынок, сходишь сейчас? Ну, подсобляй, милый, мне из вагона сумки выволочь. Давай, давай, сынок, не мешкай, мне тут на пересадку в другую сторону надо. Поспешай, поспешай, милый, некогда мне!..


ЛЕТНИМ ДНЕМ

В тот день у ребят с лодочной станции в парке дела шли вяло, да и голова болела после вчерашнего. Подошли друзья и развеселились, вспоминая, как хорошо гульнули. Смеялись громко, сочно, будто рыкали молодые тигры.
- Орлы, а может, детство вспомним, сыграем в кошелек на веревочке?
- Точно, давай твой бумажник дареный обновим!
- Это мысль! Сейчас сгоняю за бечевкой.
И работа закипела.
- Ах, ты мой бумажничек, красавчик. А запах, какой! Понюхай, чем пахнет?
- А-а-ах. Божественный запах! Чую, пахнет хорошим костюмчиком, рестораном, заморским курортом, загорелыми длинноногими девушками…
- Надо туда еще иномарку добавить! Весу, весу ему не хватает. Давайте запихнем внутрь пару связок ключей.
- Вот, теперь другое дело! Какой очаровашка: плотненький, тяжеленький.
- Да, найти бы такой, набитый долларами.
- Погоди, сейчас кто-нибудь найдет.
- Повезет парню, завидую ему, честное слово!
Скоро наживка была брошена, ловцы спрятались, и наступили томительные минуты ожидания…
- Вон тетка идет… Эх ты, свернула!
- Ловись, ловись, рыбка, большая и маленькая!
- Орлы, какой-то мужик топает!
- Гляди, под ноги смотрит. Сейчас будет потеха!
- Только сразу не дергай!
- Тихо, сам знаю!
Жертва, глядя под ноги, шла прямо на цель. Для ловцов наступил миг высшего напряжения. Казалось, сердца перестали биться, ладони вспотели, челюсти отвисли, дыхание замерло.
Мужчина медленно поравнялся с бумажником, приостановился, слегка нагнулся и вдруг наподдал ему ногой! От сильного удара бечевка оборвалась, бумажник высоко взлетел, неуклюже закувыркался в воздухе и плюхнулся в пруд. Немного покачавшись на поверхности, он булькнул на прощание и пошел ко дну, подняв веселую стайку пузырьков.
Вскоре волнение на поверхности улеглось, и она опять превратилась в зеркало, в котором отражалось озорное, веселое солнышко.


ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Все началось с простуды. Разобрало так, что пришлось лечь в постель. Скучно болеть: лежи и книжки читай. Особенно тяжело, когда все уже читано-перечитано. И вот в такой ситуации мне пришла мысль: «А не написать ли что-нибудь самому?». Взял ученическую тетрадку, ручку и… то ли заново родился, то ли пропал.
За несколько минут набросал:
«В тот день хотелось умереть!
Но я шарахнул коньяка.
И сразу захотелось петь.
Не буду умирать!.. Пока…».
Сам себе удивился. И в этот момент миру явился еще один поэт. Конечно же, гениальный! И бурным потоком полилась графомания.
Стихотворство увлекло не только меня, но и домашних. Мама просила: «Почитай что-нибудь новенькое». И я читал, читал, читал…
Но все течет, все изменяется. И вскоре уже не мама просила, а я сам у нее спрашивал: «Прочесть что-нибудь?». «Да», - отвечала она после некоторого колебания. И я читал, читал с упоением.
С некоторых пор она стала очень занятой, и все чаще я слышал: «Сейчас некогда. Как-нибудь в другой раз!..». Но все же у нее находилась свободная минутка, и я декламировал.
А однажды услышал: «Знаешь, сейчас рыночные отношения. За все надо платить. Если за прослушивание стихотворения будешь давать по десятке, то стану слушать»… И я читал. Читал и давал.
Но в один совсем не прекрасный для меня момент услышал категоричное: «Хватит! Все, сыта по горло! Не надо и денег! Ничего не надо! Только избавь меня от этого!».
С тех пор стала называть меня «писателем», только ударение делает на первом слоге.
А я все пишу и пишу. Но прочитать некому.
Не хотите ли послушать? На тех же условиях: по десятке за стих. Торг уместен.